Ныне, имея опыт и знания, накопленные в течение целой жизни, Мэйсон ощущал себя как Страдивари, когда тот подходил к своему рабочему столу, – так тщательно он создавал орудия своей мести.

Какой огромный объем информации и набор средств держал Мэйсон в своем лишенном лица черепе! Лежа на больничной кровати, сочиняя в уме, как оглохший Бетховен, он вспоминал свиные ярмарки, которые посещал вместе с отцом, проверяя результаты определения победителей. У Молсона всегда был наготове маленький серебряный ножичек, который он в любой момент мог выхватить из жилетного кармана и всадить в спину свинье, чтобы проверить толщину сала, а потом гордо удалиться прочь от яростного визга, слишком высокомерный, чтобы кто-нибудь осмелился приставать к нему с попреками, – рука в кармане, а ноготь большого пальца отмечает на лезвии результат проверки.

Если б у Мэйсона были губы, он бы и сейчас улыбнулся, вспоминая, как папочка вот так всадил свой ножик в спину свинье-рекордсменке Клуба 4Х [56] , которая всех считала своими друзьями. Ребенок, который числился ее владельцем, разорался, а его папаша пришел в жуткую ярость, но головорезы Молсона тут же уволокли его подальше. Да, хорошие были времена, веселые!

Свою программу выведения новой, нужной ему породы он начал осуществлять сразу же после Божественного Откровения, что явилось ему на Рождество. Она осуществлялась на маленькой свиноводческой ферме, которой Верже владели на Сардинии, недалеко от побережья Италии. Он выбрал это место за его удаленность от жилья и близость к Европе.

Мэйсон полагал – и совершенно справедливо, – что первым делом после побега доктор Лектер отправится в Южную Америку. Но при этом он всегда был убежден, что только Европа является тем местом, где может обосноваться человек со вкусами доктора Лектера. Поэтому он ежегодно направлял филеров на Зальцбургский музыкальный фестиваль и другие аналогичные культурные мероприятия.

Вот список того, что Мэйсон направил своим свиноводам на Сардинию, дабы подготовить театральную площадку для сцены смерти доктора Лектера.

Исполинская лесная свинья, Hylochoerus meinertzhageni, шесть сосков и тридцать восемь хромосом, она умеет всегда и везде найти себе пищу и абсолютно всеядна, прямо как человек. Шесть футов в длину у представителей семейств, обитающих в горах, а вес до пятисот фунтов. Гигантская лесная свинья, основа программы Мэйсона.

Далее, классическая европейская дикая свинья, S. Scrofa scrofa, тридцать шесть хромосом в ее самом чистом виде, никаких бородавок на рыле, сплошная щетина и огромные, острые как бритва клыки: мощное, стремительное и яростное животное, способное убить ядовитую змею своим острым копытом и сожрать ее, будто это кусочек тоста. Если такое чудовище раздразнить, застать кабана в период гона или матку, когда она выкармливает поросят, оно нападает на любого, кто может представлять угрозу. У свиноматок по двенадцать сосков, и они прекрасные матери. В S. Scrofa scrofa Мэйсон нашел основную тему своей программы и внешние черты, очень подходящие для того, чтобы встать последним адским видением пред глазами доктора Лектера, когда эти чудовища будут его пожирать. (См. сборник «Харрис о свинье», 1881 г.)

Он закупил также свинью с острова Оссабо [57] за ее агрессивность, и цзясинскую черную свинью из-за высокого уровня женского полового гормона эстрадиол в крови.

Одна фальшивая нота в этой симфонии – когда он ввел в программу бабируссу. Ваbyrousa babyrussa, из Восточной Индонезии, известную также под названием кабан-олень, – за исключительно длинные клыки. Но бабирусса медленно размножалась, у нее ведь только два соска, и при весе около двухсот фунтов она стоила слишком дорого из-за своих размеров. Однако время не было потеряно даром, поскольку одновременно на ферме подрастали другие пометы поросят, в появлении которых на свет бабирусса участия не принимала.

Что касается кабаньих зубов, тут Мэйсону не нужно было делать особого выбора. Практически все породы имели зубы, вполне соответствующие поставленной задаче, – три пары острых резцов, одна пара длинных клыков, четыре пары премоляров и три всесокрушающие пары моляров, нижних и верхних, а всего сорок четыре зуба.

Любая свинья съест мертвого человека, но заставить ее съесть живого – тут требуется некоторое обучение. Сардинские свиноводы Мэйсона вполне соответствовали этой задаче.

И вот теперь, после семи лет усилий и множества пометов поросят, результаты были… просто замечательные.

16

Разместив всех актеров – исключая доктора Лектера – на месте, в горах Женарженту на Сардинии, Мэйсон перенес свое внимание на документальную запись будущей смерти доктора – для потомства и собственного любования. Его приготовления были уже давно завершены, но теперь следовало дать сигнал готовности.

Он руководил этим деликатным делом по телефону, через официально оформленную линию на коммутатор букмекерского бюро, расположенного в Лас-Вегасе. Его звонки были каплей в море огромного количества телефонных переговоров этого бюро, особенно по уикэндам.

Дикторский голос Мэйсона с отсутствующими взрывными и фрикативными сперва несся от Национального парка недалеко от Чесапикского побережья до пустынь Невады, а затем, через Атлантику, до Рима.

Первый звонок раздался в квартире на седьмом этаже одного из домов по виа Аркимеде позади гостиницы с тем же названием. Хриплые двойные звонки, как обычно в Италии. Заспанные голоса в темноте.

– Còsa? Còsa c’e?

– Accendi la luce, idiòta [58] .

Загорается лампа в изголовье. В постели лежат трое. Молодой человек, что ближе всех к телефону, поднимает трубку и передает ее тучному мужчине средних лет, лежащему в середине. На другой стороне постели – блондинка лет двадцати. Поднимает к свету заспанное личико и падает обратно.

– Pronto, chi? Chi parla? [59]

– Оресте, друг мой, это Мэйсон.

Тучный мужчина окончательно просыпается и кивает молодому, чтобы тот подал ему стакан с минеральной водой.

– А, Мэйсон, друг мой, извините меня. Я спал. Который у вас там час?

– Час уже везде поздний, Оресте. Вы помните, что я вам обещал и что вы должны для меня сделать?

– Ну конечно.

– Время настало, мой друг. Вы ведь знаете, что мне нужно. А нужна мне съемка двумя камерами и еще мне нужно более высокое качество звука, чем в ваших порнофильмах, а еще вам надо самому проследить за электричеством – я хотел бы, чтобы генератор был размещен подальше от съемочной площадки. Мне нужны также хорошие живописные кадры, чтобы потом подклеить при монтаже, и голоса птиц. Я хочу, чтоб вы завтра же проверили состояние съемочной площадки и все там приготовили. Все оборудование можете оставить прямо там, я пришлю охрану, а вы можете вернуться в Рим и сидеть там до начала съемок. Но вам надо быть готовым, чтоб за два часа собраться и выехать. Понимаете, Оресте? Перевод уже ждет вас в Сити-Бэнк в ЭУР [60] , слышите?

– Мэйсон, я сейчас занят на…

– Вы хотите сделать эту работу, Оресте? Вы же сами мне говорили, что вам надоело снимать порнушки и садистские фильмы да и историческую чепуху для РАИ [61] . Вы ведь хотели снять художественный фильм?

– Да, Мэйсон.

– Тогда отправляйтесь сегодня же. Деньги в Сити-Бэнк. Я требую, чтобы вы поехали.

– Куда, Мэйсон?

– На Сардинию. Летите до Кальяри, там вас встретят. – Следующий звонок был в Порто-Торрес, на восточном побережье Сардинии. Разговор был короткий. Собственно, и говорить-то почти ничего не надо было – машина там давно уже была отлажена и работала столь же эффективно, как и портативная гильотина Мэйсона. С точки зрения экологии, эта машина была даже еще более эффективной, правда, действовала она не столь быстро.